---

Старец Зосима
об искусстве исцеления

На следующее утро было намечено возвращение в город.

Зосе было немного грустно расставаться с этим домом, с этим берегом, где все они были так счастливы в прошедшие дни.

… А накануне у них с Виктором размолвка небольшая вышла. Не то, чтобы они поссорились, а так… словно ветер холодный налетел…

Всё-таки, пока не получалось у них с Виктором то полное понимание, которое нужно, чтобы взаимное притяжение душ переросло в достаточно прочную любовь.

Вот и вчера так случилось. Зося словно натолкнулась на стену непонимания…

Была в Викторе некая несокрушимая уверенность в собственной правоте. И прежде случалось, что в какой-то момент эта самоуверенность делала Виктора жёстким, словно готовым к жестоким решениям и поступкам. Сейчас же это были только суждения и рассуждения его о том, что есть верно, что — не верно, как жить следует правильно…

Но от его непонимания и его слов — внутри осталась боль.

Пришло ощущение, что, видимо, им с Виктором — не предстоит долго быть вместе и идти рядом по жизни. А ей так хотелось, чтобы любовь растопила ту стену непонимания!

Зося попробовала отогнать печальные воспоминания о вчерашнем разговоре с Виктором.

Но сразу у неё это не получилось. И зачем только она дала ему после разговора прочитать те несколько листов распечатки о Зосиме? Не надо было! Не вовремя!

Это ведь такая глупая и наивная надежда была, что сейчас прочтёт он о старце — и сразу почувствует Любовь Божию… Ей самой казалось, что нельзя не понять, не ощутить Её…

Но это ведь — не так! Поторопилась!… Словно не хотела видеть, что Виктор совсем ещё «закрыт», как называл такое состояние человека о. Александр.

… Вчера они с Виктором говорили о медицине, о новых научных достижениях и их внедрении — и всё было здорово, вдохновенно! Потом перешли на вопросы веры…

Виктор словно нападать начал:

— Пойми: путь веры — это путь слабых, Зося!

Посмотри на примере медицины:

Вот ты веришь, что человек поправится — и он поправился; и значит, что это «по Божьей Воле» произошло. И если человек умер или калекой остался, то и на этот раз — «Божья Воля»! И от тебя, выходит — ничто не зависит! Ну что, не так? Вера — это самообман, дурман такой, как морфий, который убирает боль, а причину боли не убирает!

… Зося с трудом пробовала подбирать слова, чтобы объяснить своё понимание:

— О причинах болезней я как раз и размышляла. И думаю, что причины — не только в повреждении какого-то органа. Есть ведь и причина того, что такое повреждение — случилось. И тут у меня много раздумий о том, что такое — судьба человека?

В любом лечении и от человека больного многое зависит, и от врача — тоже, и ещё — от Бога зависит. Ведь и через врача — Воля Бога проявляется!

То понимание, которое приходит от Бога, — оно может быть очень большой помощью! Это — не просто вера безвольная, но это — знание!

Не представляю, как это понятно объяснить, но на плане духовном тоже работа осуществляется. Пока я про это очень мало знаю. Но думаю, что там тоже есть свои правила, свои как бы законы… Только мы ещё очень мало об этих законах знаем. Но их — можно изучать!

Вот ведь и в практической медицине в прежние времена сколько всего считалось невозможным или запретным. А теперь — столько достижений! И ещё новые открытия будут! Так и в духовном исцелении есть свои правила, а не просто молитву надо прочитать. Только это никто ещё не исследовал по-настоящему.

— Церковь твоя всегда была против любого изучения, против всей науки! Вспомни хоть о том, сколько врачей на кострах сожгли заживо только за то, что причины болезней через вскрытие трупов хотели понять! Разве не так?

— Так… Но я же не против науки, совсем наоборот!

Мне тебе о другом сказать хочется: о том, что возможно объединить науку материальную и науку духовную.

Вот, старец Зосима и мой папа, как врач, — они именно вместе очень многим больным принесли исцеление. И я это видела: как успешно соединялись помощь душе и помощь телу…

… Зося замолчала, ощутив, что Виктор перестал её слушать, считая её слова ерундой…

… Потом, вечером, она решила дать Виктору прочитать те страницы из дневника о. Александра, которые её саму так потрясли. Там о. Александр спрашивал старца Зосиму о том, как тот начинал учиться понимать Бога, как понял, что может исцелять. Это был рассказ старца о том, как постепенно начали приходить к нему знания от Бога о принципах помощи людям, как не просто всё это ему давалось:

«Зосима, ты никогда не говорил мне о том, как научился исцелять людей, с Божьей Силой соединяясь. Поведай! Для меня это — важно очень!»

«Да уж о чём тут рассказывать?… Трудно то было, а сколько ошибок-то совершил — не перечесть!…

Тому ещё в первой моей обители монашеской начало было положено.

Первое такое Божие Промышление произошло, когда к человеку слепому вернулось зрение. Про то, что от меня тому содействие случилось, я тогда сам и не помышлял, не предполагал, что Сила Божия через тело это — выход получить может.

А слухи тогда разные пошли. Не только монахи, а и прихожане начали про то в преувеличении и фантазиях рассказывать…

Народ повалил за «чудесными избавлениями» от любой хвори…

А я сам как «слепой котёнок» тогда был, молился страстно, иногда сознание даже терял, Свет Божий порою видел… А почему иногда исцеление происходит, а в другой раз не происходит — не понимал. И не думал совсем о том. Лишь всю силу души старался вложить в молитвы. И не отказывал никому.

Полгода так прошло…

Потом болеть я начал сильно. Исцелившихся меньше и меньше становилось, а просящих исцеления — всё более и более.

Игумен наш вначале радовался, хотел меня святым объявить и монастырь тем прославить.

А после его хлопот о таком «причислении к лику» — ему, напротив, предписание пришло, что святости и достоверности в тех случаях выздоровлений не обнаружили, и потому выходит, что всё это — «козни нечистого»…

А меня из монастыря того прогнали.

В другие обители меня тоже не принимали, боялись… Слухами да «негласными указаниями свыше» всегда страна наша «славилась»…

А я так всё ещё и не понимал почти ничего про Силу Божию.

Шёл по земле я как странник с котомкой. Милостыни не просил. Когда еды не было — голодал, постом для себя это считал. Когда кого-то встречал в болезни — то всегда помочь пробовал, за то еду и кров принимал, соглашался.

В ту пору почти всегда на себя болезни брать стал… Вот исцелил хроменького, а сам неделю целую еле иду, так нога заболит… И другое всё — так же…

И, по недомыслию, это за великое благо почитал: что страдания на себя приемлю за других… Думал, что и можно, и правильно своей болью — чужой грех искупить…

Так чуть не умер тогда.

Подобрала меня женщина вдовая — в беспамятстве у реки лежащего. В дом свой из милости взяла, жить оставила.

У неё долго пролежал хворый.

Когда чуть-чуть поправился, то по хозяйству ей помогать стал.

Был тот период жизни моей особенный, светлый. Словно заново родился! К телу медленно силы возвращались. А любое дело в саду, в огороде, в хозяйстве — простое счастье приносило!

Может, так было оттого, что никогда не было у меня своей земли, своего дома. А тут — вроде хоть и не свой, но дом, где я нужен, земля, которая ухода просит… А может, оттого хорошо было, что каждое моё дело простое — радость той женщине приносило!…

По сию пору вспоминаю то добро, что от неё получил! В неоплатном долгу пред ней!…

Аглая, так её звали…

Любила она меня — такой любовью самоотверженной и бескорыстной, на которую бывают способны иногда именно женщины… Вроде бы и мыслей у них про Бога в такой их любви нет, но Бог Себя — в той любви являет с Ясностью и с Силой большой!

А в простых делах и словах её столько было подвига душевного, мудрости простой и любви, о себе не помнящей, — что до сих пор вспоминаю и учусь тому, как можно в неприметном труде людям помогать!

У неё сын был, Егорка, тринадцати лет. Парализован был уже три года: тогда на лесосеке деревом упавшим задело. Отца — насмерть, а у Егорки ноги отнялись.

Ни ходить, ни стоять не мог он совсем, сидеть только мог. Дома он ложки резал да расписывал, корзины плёл…

Хороший парнишка, добрый, смышлёный! Я его грамоте тогда учить стал, чтобы мог ещё и этим в помощь матери зарабатывать хоть понемногу.

Решил я остаться у Аглаи, пока Егорку на ноги не получится поставить. Верил, что Бог должен помочь…

А исцелить-то его — у меня не выходило никак! Не давал Бог это сделать, пока не вразумит меня о многом: о том, как через болезни и лекарю и больному учёба даётся, в которой помощь великая для душ обретается! О том также — как каждое событие происходящее не на одного только человека влияет, но на многих распространяется.

Было то время для меня поворотное, ибо стал постепенно Божий Голос слышать, разъяснения получать. Словно с самого детства всю жизнь свою пересмотрел с тем пониманием, которому Бог учил меня теперь через Слияние с Ним в сердечном горении.

Когда вразумил меня Бог о Силе Своей, о назначении исцелений телесных, о преображениях духовных, которые должны рука об руку с врачеванием недуга идти, — то вернулась способность Свет Духа Святого проводить сквозь тело.

Стал видеть, как, с тем Светом соединяясь, можно болезнь изгнать. Стал понимать: когда можно или нельзя исцелять, есть ли на то позволение от Бога.

Потом получилось исцелить Егорку. Не за один раз, а за много. Пришлось словно восстанавливать ручеёчки света, которые по телу струятся и живым его делают. Научился я тогда в этом Свете Духа Святого — тело больного видеть. И руками души научился действовать. И эти руки — они стали как бы только частично мои, а частично — Божии. И Сила для исцеления в Них только тогда есть, когда в Единстве со Светом Божиим душа пребывает.

Ещё многое тогда начал узнавать про приёмы вспомогательные, которые применять можно, если болезнь сразу чудесным образом убрать не позволительно. Например, как можно воде или настою на травах добавить Силы Светоносной. И — как с помощью таких настоев можно очень многое в теле поправить. Стал познавать и то, как вера человека в исцеление — на выздоровление повлиять может. Стал понимать, как исправление пороков души позволяет человеку изменить судьбу свою.

Так чуть было знахарем деревенским не стал!

Аглая очень просила меня остаться жить с ней — как мирянину: помаленьку да потихоньку счастье малое семейное слагать!

Был у меня тогда выбор, да я того не видел. Жизнь лишь монашескую для себя принимал.

Исцеление Егорки — это было всё, чем отблагодарить её смог. А для неё — то чудо было великое!

Отпустила она меня — по желанию моему — идти монашеской стезёй по жизни дальше.

Вот с той-то поры уже не вслепую, а по Воле Божией стал учиться всё совершать. Постранствовал ещё не мало. В каждый день учился у Бога!

Так и по сию пору учусь!

Потом в этот монастырь пришёл. Игнатий настоятелем уже был, принял по старой нашей дружбе ещё с семинарии.

Вот такая была история…»

* * *

Утром Виктор принёс Зосе прочитанные листы.

Отдал спокойно:

— После поговорим, если захочешь. Скоро извозчик приедет. Надо будет вещи грузить. Ты уже собралась? Я помогу отнести.

… Зося вложила листы в стопку и закрыла чемодан.

— Вот, бери, а это я сама донесу.

… Зося показала на небольшой саквояж: такой, какой обычно берут с собой на вызовы врачи — со всем необходимым для первой помощи.

— У тебя раньше не было такого, откуда он? — спросил Виктор.

— Был. Да только Наталья Владиславовна мне платье подарила, и теперь он в чемодан уже не вмещается.

— Так этот саквояж отдельно можно нести. Там что, как и положено, инструменты медицинские?

— Да. Это — моего папы. Он всегда с собой брал, даже не на вызовы, а на всякий случай: если вдруг кому-то помощь медицинская нужна будет.

— А ты что, и сама сможешь их использовать? Что — и операцию провести экстренную решишься?

— Не знаю… Я сама никогда не оперировала, да и права такого не имею пока… Но бывают случаи безвыходные, когда помогать непременно надо срочно. А лекарства, бинты, шприц — это уж точно смогу применить, если что.

… Они спустились вниз.

Пётр Яковлевич спросил:

— Не передумали уезжать, а то можно с хозяином ещё на месяц договориться? Без меня бы отдыхали!

— Нет! — ответил за всех Виктор. — Я бы лучше у тебя в клинике вместе со старшим курсом практику в этот месяц прошёл и заработал бы немного заодно.

… Виктор, ещё когда он поссорился с отцом, отказался брать у него деньги на жизнь. Несмотря на примирение, он не изменил эту свою позицию и пытался зарабатывать на все свои нужды сам.

Петру Яковлевичу понравилась идея, что Виктор будет рядом, под присмотром, да ещё и в клинике получит опыт работы.

Зося заколебалась между выбором: остаться — или тоже поработать этот месяц в клинике вместе с Виктором.

— Пётр Яковлевич, а можно и мне поработать санитаркой или сиделкой? Мне очень хотелось бы! Не привыкла я без больницы жить! Можно мне хотя бы просто уборку и уход за больными делать?

Ведь у меня ещё бумаги об образовании медицинском нет…

— Попробую это устроить под мою ответственность, — с нежностью посмотрел на Зосю профессор. Он уже мысленно видел Зосю будущей женой Виктора и очень желал такого исхода событий.