Глава четырнадцатая:
О жизни в монашестве и о Святых Обликах
Те, кто пребывают в истинном знании, —
исполняются Совершенством по мере того,
как Истина раскрывается пред ними.
... Ища Истину, мы обнаруживаем
её семена в самих себе.
Когда же мы объединимся с Ней —
Она примет нас в Изначальное Сознание.
… Но Божественное подвижника
не сразу уходит в Святое Святых, ибо
не может Оно сразу соединиться со Светом,
с Которым ещё не соединено, и
с Изначальным Сознанием, врата к Которому
ещё не раскрыты, чтобы войти.
Но будет пока Изначальное Сознание
под крылами Креста и под Руками Его.
Эта медитация будет ему спасительным ковчегом,
даже если нагрянет потоп.
(Апостол Филипп)
Егорушка приходил к Пересвету теперь часто, с надеждой смотрел, молчать старался, сам беседы не начинал, но вопросы все на лице были словно написаны…
Вспомнилось Пересвету, как он сам так же вот, как Егорушка ныне на него, — на Сергия смотрел.
… Словно в один миг перед внутренним взором открылось всё прошлое, вся жизнь его монастырская.
Были важные беседы у Пересвета с Сергием о Пути души, о Пути восхождения духовного, о тишине сердечной. Сергий Пересвету много своего внимания и времени уделял, в жизни монашеской наставлял. Книги мудрые давал читать. И не только Евангелия, а учения об обретении безмолвия душевного Иоанна Лествичника и наставления Григория Паламы.
Сложно мудрость книжная давалась Пересвету. Да и монашеская молитвенная жизнь весьма непривычной казалось ему. Удержание мыслей и внимания лишь на Боге трудно входило в жизнь, словно скучал ум и убегали помыслы то в прошлое, то в будущее. Если Сергий слова из Писаний говорил — то словно оживали они, а когда Пересвет сам над книгами размышлял или неустанно молитвы повторял, то не так у него всё выходило. Прежде, на природных просторах, с Владой всё словно само собой получалось, а тут усердие великое душой нужно было прикладывать, чтобы ум в сердце опустился. Но со временем вернулось к Пересвету горение сердечное, прежде освоенное уже, любовь к Богу воссияла, и понимание глубоко в душу зашло. Всё, чему Влада и Белояр его учили, — словно ожило и по-новому в душе проявилось, все противоречия исчезли и Чистота и Ясность — открылись!
Пришло к Пересвету иное понимание, что повторение молитвы — это лишь способ предстояния Богу, а смысл сего предстояния — совершенное безмолвное присутствие в сиянии Божественного Света. Предстояние Богу для того и нужно, чтобы войти в Сие Божественное Бытие. И совсем не важно, через какие способы то предстояние достигается!
А Сергий продолжал наставлять, вести по «Лествице», что Иоанном Лествичником написана, от жизни в постоянном предстоянии Богу к полному «Обожению»:
Сергий учил мягко, смиренно, будто сам тех глубинных опытов души и не ведал… А ведь не только ведал, жизнью своей являл неотрывность от Бога!
Говорил Сергий обычно не много, кратко, зато значимость каждого слова была велика!
— Вот сказано у Иоанна Лествичника: «Чистота есть усвоение бестелесного естества. Чистота есть вожделенный дом Христов и земное небо сердца… Кто сподобился быть в сем устроении, тот еще во плоти имеет живущего в себе Самого Бога, Который руководит его во всех словах, делах и помышлениях. Посему таковой чрез внутреннее просвещение познает волю Господню, как бы слыша некоторый глас и будучи выше всякого человеческого учения…»
И не менее важным для Пересвета было не только слушать Сергия, а видеть то, как сам Сергий жил, как трудился, словно и не игумен вовсе, как общежитие монашеское создавал, как учил монахов об «отсекании страстей», как о внутренней тишине говорил, как то особое состояние собой-душой являл для всех, кто ему внимали
Но видел Пересвет и то, как очень немногие из монахов-иноков сие ощутить хоть на малую капельку могли…
А Сергий объяснял:
— Не многие в монастырь пришли, чтобы только к Богу радение иметь. Есть те, кто от тягот земных прячутся, другие от боли душевной спасение ищут, а кто-то и вовсе от страха пришёл, с надеждою, что Бог убережёт от погромов и войн.
Но порой являл Бог чудеса через Сергия.
Иногда чудеса малые: становилось порою явно, что Сергий всё о каждом из иноков знает, и о прошлом и о будущем ведает, и мысль каждую прочитать может, и видит, кто и что в своей келии делает, кто ленится, кто пустословит… А порой и явные бывали чудеса, как с источником, что по Воле Божией открылся и теперь святым почитался. Видя это, многие монахи становились усерднее, а ко многим и устремление к подвигам монашеским приходило…
Про всё это Пересвет Егорушке рассказывал.
* * *
Однажды Егорка спросил Пересвета о том, как Лики Божественные ему увидеть.
— Это правда, что ты Иисуса видишь? Правда, что Лики святых тебе явны? Ты можешь меня этому научить? Вот как можно Святых на фресках и иконах изобразить, если Их не видеть? Боязно мне так нарисовать, что не понравится тем Святым, коих мне изобразить надобно будет… Очень мне нужно видеть! Научи, как ты сам видишь, как сему видению обучался?
Пересвет задумался ненадолго…
Егорка терпеливо ждал в наступившей тишине. Он уже привык к тому, что в особом Покое каждое слово Пересвета рождается, даже если о чём-то простом говорит. А тут — Облики Божественные зрить… Это ж только немногие святые умели… И вот Пересвет — он тоже умеет… И, может, и его, Егорку, сумеет сему чудесному научить!
— Не так всё утроено, как ты сейчас мыслишь… Если пожелает Бог, то открывает подвижнику иной раз способность увидеть, другой раз возможность услышать, иногда же ясность понимания дарует Бог.
Пересвет начал говорить это — и особенное Состояние в пространстве вокруг усилилось. Свет Божий обнимал и Пересвета, и Егорушку.
— Ощущаешь ли, что прямо сейчас, в сей миг Дух Святой с нами? Свет особый видишь сейчас?
— Вроде вижу, а может, это мне только кажется?
— Да как же кажется, когда видишь! — улыбнулся Пересвет. Стал бы я тебя о том спрашивать, если бы ты не способен был узреть Свет Божий прямо сейчас.
Вот теперь смотри душой, не напрягайся совсем. И заметишь, как сияние Света по-особому собирается. Не просто лучи, а в Облик будто складывается Свет… Только Лик сей — большой очень, больше тел наших… Вот словно приближается и уплотняется немного…
… Егорка потерял ощущение собственного тела, пространства келии… Из сверкающих искорок Света собрался Облик. Но не совсем чёткий, а словно колыхался Свет, и только взгляд внимательных ласковых глаз был очень проникновенным, словно насквозь пронизывал душу мудрой Любовию.
— А Кто это? — чуть слышно прошептал Егорка.
— Это — Апостол Андрей!
От переполнившего его восторга Егорка тут же потерял способность видеть в Божественном Свете.
— … Я, … я — зрил! Зрил! Он на тебя похож немного, выходит…
* * *
А Пересвет перестал слышать Егорушку, перестал видеть всё иное, кроме Света Сияющего и внимал только Апостолу Андрею.
Божественный Андрей слов не говорил, но Душой показывал Пересвету, как легко можно жить без тела, жить в Небесном Свете.
Пересвет следовал Его указаниям… В Том Вечном Свете их ждал Иисус и Его распахнутые Объятия раскрывали Вечную Любовь Божию, растворяли!
Андрей показывал, как нужно совершать этот переход из тела — в Божественный Свет, а Пересвет повторял вместе с Ним. И тело было оставлено, а Божественная Любовь, как Бесконечное небо, обняла, растворила без остатка того, кого прежде именовали Пересветом, кого нарекли в монашестве именем Александр. Осталось только Присутствие Небесного Отца.
Апостол Андрей помог совершить этот переход Пересвету несколько раз, словно наставления давал, чтобы запомнилось, как покидать тело, чтобы было это легко, чтобы не было в том препятствий, когда Бог призовёт!
… Пересвет вернулся к восприятию этого мира и ощутил, как Егорка изо всех сил тряс его за плечи.
— Слава Богу, очнулся… Я с тобой говорю, а ты не слышишь… Сидишь как каменный, будто и не дышишь вовсе. Долго так сидел… А я ужо испугался, что ты помер… Ты не пугай меня так!
Пересвет слышал Егорушку, отвечал ему, но ощущение Бескрайнего Света, Всей Бесконечности Бога прямо здесь, рядом с телом, — оставалось неизменным. Словно граница миров навсегда рассечена крестом Иисусовым, а крылья того креста словно руки распахнуты — и вот отверст пред душой Проход в Небеса!