Глава десятая:
Игумен Сергий
Гордость в себе — смиряй!
Покой в душе — сохраняй!
Все обиды — беззлобно прощай!
Милосердие в делах — проявляй!
(Игумен Сергий)
То, что игумен Сергий воспринимает и понимает Бога по опыту его особому личному, что ведает он Божью Волю и стремится так жить всегда, в каждое мгновение, — о том Пересвет догадывался или, вернее сказать, ясно это ощущал. Но сам Сергий почти не рассказывал ни ему, ни другим об этом.
Сергий обычно был молчалив и учил тому же всю братию. Он учил не только тишине внешней, повседневной привычке к немногословию, но и особой внутренней тишине, обретаемой в раскрытом духовном сердце. Такая тишина называется в христианской традиции греческим словом исихия. Сергий объяснял, что это слово вмещает больше, чем просто практику аскетического молчания, и что обретение сей тишины значимо весьма на Пути духовном. И что в этой тишине возрастает и расцветает Любовь Божия в душе подвижника, и Бог делается так близок, что ближе — никого нет!
То состояние любви, покоя и мира душевного, в котором Сергий сам всегда жил, было особенным, обширным. Он словно обнимал собой-душой весь монастырь. Это было дивное спокойное и ясное пространство всеобъемлющей тишины.
Словно прозрачный с чуть золотистым оттенком Свет Безбрежный был разлит везде в пространстве монастыря и вокруг него! Именно так воспринимал Пересвет Сергия — как душу особенную, Великую!
Игумен помогал всем в обители обретать духовные достижения этим своим состоянием. Он помогал уже даже просто тем, что в этом пространстве его любви и покоя — монахи жили. А также он объяснял способы обретения чистоты душевной и тишины внутренней.
Это пространство Света-Любви, естественное для Сергия, было видимо лишь развитой до необходимого уровня душой. Обычно казалось, что весь этот Свет словно улыбается и искрится нежной радостью. Правда, мог Сергий стать и весьма строгим, вопрошающим об ответе пред Богом. Но даже его строгость состояла из доброты великой и понимания Глубинного.
Пересвет никогда не пытался скрывать от Сергия свой духовный опыт. Он понимал, что Сергий и так знает многое напрямую от Бога. Но, всё равно, Пересвет рассказывал обо всём и на исповедях, и просто в приватных беседах. Так и теперь он собирался поведать игумену о встрече своей с Иисусом.
* * *
Сергий встретил Пересвета с радостью великой! Икону и книги принял.
После Пересвет сказал Сергию:
— Есть важное, о чём поведать я должен: Иисуса я видел и слышал…
… Игумен внимательно выслушал Пересвета. Светом внутренним лицо его озарено было.
После спросил:
— Хочешь ли, чтобы о том событии всем стало ведомо? Чтобы чины от духовенства высшие сделали дознание: действительно ли чудо явлено тебе было — или только соблазн есть сие? Хочешь ли прославлен быть за видение чуда Божия?
— Нет, не хочу и не ищу в том славы! Как ты решишь — так пусть и будет!
— Тогда не сказывай пока про это без нужды! Верующих искренне ныне — мало, а завистников — много! Лишь для хорошо знающих тебя и глубоко любящих Бога исключение можешь сделать, чтобы понимание о великих возможностях души и о Любви Божией приоткрывалось для них.
И ещё — смирению продолжай учиться! Знаю, что ты познал уже многое, видишь и слышишь Послания Небесные. Оттого — особо строго смотреть за гордостью в себе тебе теперь следует: чтобы избранным себя не посчитать, чтобы выше других себя не поставить!
Просто помнить об этом — это одно, а воистину смиряться — на то большее внимание о себе-душе потребуется!
— А если на исповеди кто из высших меня спросит — молчать?
— Так то же не грех — Иисуса увидеть! Что же в сим тебе каяться? — со спокойной улыбкой сказал Сергий.
И после продолжил:
— Ты помни о том, Александр, что даже правду говорить следует с осмотрительностью! Не всегда полезно рассказывать человеку то, что пока не вместить его пониманию, как ни старайся! Бывает, что молчание — лучше будет! Такое молчание — не грех, а мудрость!
Ты — сердцем всегда Волю Божию старайся ощущать и следовать сей Воле стремись!
… После молчания недолгого Сергий произнёс:
— Теперь ужо про разбойников мне сказывай! Как дело было, откуда сих лихих людей взял, зачем в монастырь привёл? Тут вот — всю правду говори!
… Сергий смотрел с мягкой улыбкой на смутившегося слегка Пересвета.
— Так ты же сам говоришь: разбойники они были! Что тут сказывать, что скрывать?
— И что? Напали со спины, ты их одной правой и одной левой за шиворот, как котят слепых?
— Ну — вроде того… Они с голоду разбойничали, думали, что у меня в котомке еда и деньги, а у меня только хлеба немного было. Я им икону показал. А после, ну, мы потрапезничали, поговорили... Они долго каялись в жизни своей и со мной в монастырь очень просились.
— И что, думаешь, они вправду к Богу захотели? Или просто в тепле да сытости жить за чужой счёт надумали?
— Думаю, что искренне устремились к покаянию и очищению душ…
— Ладно, зови, выслушаю и решу! Непростые задачи Бог перед братией нашей ставит ныне через этих людей. Скоро увидишь и понимать начнёшь, как через тебя промысел Божий реализуется для многих.
Важно это! Начинай это примечать! Безо всякой гордости, со смирением великим принимай то, что Бог через тебя в этом мире Волю Свою совершать намерен!
Через каждого человека Воля Божия вершится! Но тех, кто это понимают, — тех совсем не много!
* * *
После оба бывших разбойника предстали перед настоятелем. Старший из них заговорил, оправдываясь:
— Мы не от хорошей жизни грабить пошли. У князя нашего прежнего в дружине были в наёмниках… Только вот сожжены были дома наши при вражьем набеге. Семьи наши погибли! Не защитил их князь, не оборонил! Другие у него были тактика да выгода…
И вот — как дальше жить? Князю тому служить уж не захотели, озлобились. До́ма нет, денег нет, а силушка — вот она! Стали по дорогам разбоем промышлять, боль и горе своё на других вымещали… Словно, если нам самим плохо, так чтоб и другим ещё хуже стало — так делали. Пять лет разбоем жили…
Мы отпо́ра-то от тех, кого в жертвы себе избирали, не знали прежде, всё с рук сходило!
А инок ваш, Александр Пересвет, — в нём сила дюжая, богатырская! Он нас не просто остановил, а словно нутро гнилое повытряхнул, словно всё перевернул в жизни нашей! Прежнее — помыслить теперь даже не можно!
А после Лик Иисуса на иконе он нам показал.
И сказывал он нам об Иисусе…
… Голос говорившего задрожал:
— Оказалось, что у него в котомке заплечной — икона. А на ней — Сам Господь Иисус!
У него — прям за спиной — Небеса разверзлись! И мы, выходит, словно на Самого Господа — с разбоем! Это — Господь остановил нас, вразумил!
Каялись мы, и до конца дней своих каяться будем и благодарить, что остановил Бог беззаконие наше!
Вот инок ваш нам и рассказал после, что сам дружинником был, что жену схоронил, что теперь с Богом живёт в радости тихой.
И что не просто в иконе этой защита от бед, а в полнопреданности Богу, в любви сердечной ко всем и всему! И тогда Сам Господь и всё воинство Небесное — с тобой всегда! И даже если смерть подошла — то смиренно её до́лжно принять!
И, если чист, то отворят тебе Небеса!
Вот — мы теперь очиститься хотим! Прими нас в обитель, наложи наказание за жизнь нашу грешную — хоть до конца дней!
… Сергий, конечно, в монахи бывших разбойников не постриг. Но, принял в послушники с испытанием на время долгое.
И ведь прочь не прогнал!
* * *
Новые обитатели монастыря были встречены братией монастырской недоброжелательно, с большой настороженностью. Оказалось, что это — те самые разбойники, которые на подводы монастырские год назад напали, отчего нужду и голод братия испытывала весьма долго. Один из монахов, в той истории пострадавший, — их узнал, не смолчал, всем рассказал.
Да они и сами не отрекались от своих грехов…
Много возмущения среди братии было от этого! Простить тех, из-за кого сами страдания претерпели, очень сложно бывает людям…
… Сергий на следующий день в проповеди — о прощении говорил:
— Умеем ли мы прощать? Как нам сей добродетели научиться?
Иисус о распинающих Его произнёс: «Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят!». Через то учит нас Иисус великому прощению…
Вот ещё — в Евангелии от Матфея рассказано, как Пётр спросил Иисуса: «Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз?». Иисус говорит ему: «Не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз».
Учит нас Иисус прощать!
А ещё — учит Он видеть в каждом человеке то светлое, что его к Богу влечёт…
Важно обрести умение за собой-душой со вниманием смотреть — в себе злобу не попускать, гневу волю не давать, а осуждение заменить пониманием глубоким…
Попробуем и мы то, братья мои, не на словах, а на деле сие явить!
Попробуем с любовью — к ближним своим всегда относиться и в мире меж собой жить!
* * *
Вечером того дня Егорка спросил Пересвета:
— А это правда, что сии разбойники — наши телеги с провизией в прошлом году захватили? Тебе они о том сказывали?
— Не знаю, Егорушка. Может, и наши телеги то были, а может и нет… Есть ли разница: к нам от них беда пришла или к другим людям? Покаяние ныне они принесли… Были они злонамеренными людьми, а теперь — к добру повернуться пробуют. Думаю, что мы помочь им в этом можем.
— А как?
— Думаю, что добротой… Ты попробуй чудо Божие в том увидеть, что ныне два человека, которые пять лет разбойничали, от зла к добру перемениться захотели — по Божьему произволению!
— Какое же это чудо? Это ведь ты их в веру обратил!
— Нет, Егорушка, не я, а Бог! Это и есть самое главное чудо — когда Прикосновение Божие к душе совершается! Тогда делает человек выбор важный: как дальше жить, чтобы стараться больше не грешить и к Богу устремиться!
Ради этого и творятся все чудеса внешние: исцеления и спасения, умножения пищи необыкновенные или что иное ещё. Может быть, совсем простое действие происходит, на первый взгляд даже не похожее на чудо, а от него в душах человечьих преображение начинается, потому что через то — Бог Свою Любовь являет!
Сейчас нашим братьям новым сильно помочь можно. Увидеть надо самое светлое, что есть в них, и закрепить появившуюся надежду на путь спасения.
— Да, понял я это.
Игумен Сергий о том сегодня очень хорошо говорил.
Думал я и про прощение. Наших новых послушников мне легко простить. Но как прощать тех, кто на самом деле великое зло лично мне и моей родне, моим друзьям сотворили? Даже если представлю, что кто-то братьев и сестрёнок моих убил, — то такой гнев во мне сразу закипает! Нет во мне такой любви, чтобы простить эдакое злодейство!…
— Да, очень трудно это. Не всегда — даже с годами — залечиваются подобные раны душевные от потерь горьких! Только вот местью, всё сильнее возрастающей, и ненавистью, никогда не прекращающейся, — войны в нашем мире всё множатся и множатся. И нет конца-краю кровопролитию!
Много я о том думал: как в этот мир доброту и справедливость привнести можно было бы.
Вот, к примеру, люди одного князя, по его приказу, идут в поход на поселения другого соседнего князя, разоряют дома в ответ за обиду какую-то меж соседями, когда-то бывшую… Другие, спустя время, нападают в ответ… И ведь так уже давно продолжается…
Вроде бы, все они — люди эти — как бы христиане. А жестокость и насилие они по приказу творят, страдания и гибель невинным несут. Страшно, стыдно всё это!
И горько сказать, Егорушка, я ведь тоже таким был: одним из тех, кто — по велению князя — деяния, порою совсем не праведные, совершал! Даже не задумывался тогда: где настоящая правда? Где — предписанная для нас Богом доброта? Угодно ли такое Богу?…
А ныне понимаю только то, что каждый именно в себе гнев и злобу не попускать должен! А любовь, прощение — надо преумножать и в сердце, и во всех деяниях своих. Если каждый так станет поступать, то и будет это исполнением Заповедей Божиих!
Может, через это осознают люди постепенно Учение Христа Иисуса?
Поймут они тогда Истину, которая есть — Любовь Божия?
Поймут они недопустимость злодейств всяческих, включая убийства и насилие?
Может быть, наступят такие времена?
Мне теперь сны часто снятся — про жизнь мирную и прекрасную. Там — словно другая страна, но на нашу очень похожа… Красота природная — такая дивная! Поля, луга, рощицы берёзовые, реки и озёра чистые! И живут там люди — мирно, счастливо! Семьи — любящие, детки — радостные! Звонкий смех раздаётся, песни раздольные льются! Лица у всех — светлые! Веселье и покой — в каждом сердце! Войн и раздоров там нет…
Может, то Господь мне райские миры показывает? А может, мы сами — таким этот мир сделать должны?