---

Глава тринадцатая:
Схима*

«Истинно бесстрастным называется
и есть тот, кто тело свое сделал нетленным, ум возвысил превыше всякой твари,
все же чувства покорил уму, а душу свою
представил лицу Господню, всегда простираясь к Нему, даже и выше сил своих.

… Некоторые говорят еще,
что бесстрастие есть воскресение души
прежде воскресения тела; а другие,
что оно есть совершенное познание Бога,
какое мы можем иметь после Ангелов.»

(Иоанн Лествичник)

Егорка поправился быстро, за несколько дней оправился, словно не было страшного падения. Ходил счастливый, рассказывал всем, что когда «умирал», то Свет зрил, ясный, яко солнечный. Даже про Фаворский Свет* спрашивал у Сергия, но Сергий улыбался таинственно и молчал о вопросе заданном, а велел за усердием в молитве следить, и со вниманием к Богу помыслы устремлять, благодарить за жизнь, за выздоровление.

А Пересвет вскоре после случая этого пришёл к Сергию просить о схиме — об уходе в жизнь полностью отшельническую.

Сказал Пересвет:

— Знаю, что время моё близко. Надо приготовления последние хорошо сделать, позволь схиму принять…

— Да, скоро тебе уходить ко Господу, но не так вижу уход твой. Не опережай Божию Волю, погоди ещё. Твоя прозорливость ныне Егорушке очень важна, ты ему наставник в понимании о восхождении духовном, сие совершать и должно. Когда время придёт — примешь схиму, сам призову и скажу, когда. А пока познавай, как неотрывна душа может быть от Господа, что бы ты ни делал, что бы ни говорил. Усиливай огонь любви ко Господу неустанно, восхождение души наблюдай и Милость Божию — ощущай. Ныне последние ступени перед тобой открылись, и впереди Врата Обители распахнуты... Так вот и живи. Благослови тебя Господь!

* * *

… Один из послушников, который прежде разбойником был, случайно слышал разговор Пересвета с Сергием, потому как заснул на ночном бдении и в келию свою не пошёл. Он стал другим монахам рассказывать, что Пересвет о схиме просил игумена, да игумен не благословил покуда.

И вот, в скором времени, Егорушка услышал разговор меж монахами о том, что Пересвет просил у Сергия позволения принять схиму, а Сергий велел пока не спешить.

У Егорки внутри что-то словно оборвалось от мысли, что примет Пересвет схиму и всё, конец беседам, конец дружбе их особенной, мудростью и счастием жизнь Егорушкину наполняющей.

Он бросился искать Пересвета и нашёл его идущим к реке с бельём для стирки.

Это была возможность поговорить.

Срывающимся голосом, в котором слёзы задавленные прорывались, Егорка сказал:

— Это правда, что ты игумена нашего о схиме просил?

— Правда…

— А почему мне не сказывал? Как же я останусь, без тебя?

— Ты с Богом останешься. Ты ведь для этого в монастыре живёшь?..

Егорушка покраснел, замолчал…

Пересвет начал стирать бельё, а слова говорил спокойно, в редкие паузы. Егорка помогать стал, устроившись на мостках рядом.

— Не только ты ко мне привязался, Егорушка, но и я тебя, как сына родного, полюбил. И это хорошо. Только вот знаю, что время моё на Земле заканчивается. Оттого и просил о схиме, ибо сие подготовка к Переходу самому важному, к которому каждый монах готовиться должен. Думал, что и тебе так легче мой уход из мира этого принять.

— Зачем же надо так жить, словно уже умер?

— Важно это: место всё-всё для Бога в душе освободить! Чтобы Только Бог всё заполнил в жизни! То место, что расчищено от прежнего земного, — то место Бог занимает! Словно в жизни грядущей, посмертной учится душа с Богом неразлучной быть! Не на время Дух Божий ощутить, а в неразрывности долго пребывать.

— Так ведь ты это и так умеешь…

— Просто уметь мало, так жить неотрывно от Бога надобно…

Вот птицу, если её верёвочкой привязать за лапку и полетать её отпустить, то она далеко не улетит, верёвочка её удержит. Вот так и привязанности наши земные душу удерживают.

Если же птица свободна, то всегда сама вольна вернуться к тому человеку, которого полюбила. Так и душа, воспарившая к Жизни Божественной, на зов любви всегда откликается, обнимает, рядом готова быть, но делает это уже из Любви Новой, Божественной. Даже когда и тела не станет — так будет.

Вот про прошлое своё тебе ныне немного скажу: так трудно мне было боль потери пережить, когда Влада, жена моя, ушла из мира сего и я совсем один остался. Дед, Волхв Белояр, к тому времени уже много лет, как ушёл в другие края, в другие земли.

… Впал тогда я в печаль, от горя потери любимой жены душой словно посерел весь, Бога перестал ощущать… Вроде бы помнил, что Бог есть, вроде бы делал всё, что прежде, и на места особые, места силы, ходил, и практики, которым тогда обучился, пытался делать, а словно мимо всё… Боль в сердце такая, что только перетерпеть её и руки на себя не наложить еле-еле сил хватало. Словно стена серого сгущенного тумана заслонила от меня Бога. Сам стал на призрака похож.

Вот тогда-то меня наш игумен Сергий и встретил. Бог тогда через Сергия мою жизнь переменил. Для меня это был просто монах, случайно встреченный человек, просто странник Божий, а сказал он мне: «Негоже так убиваться по жене твоей, она с Богом в Радости Небесной живёт, а ты себя губишь унынием своим.»

Мне впервые после Деда и Влады встретился человек, который без усилия мысль мою каждую читал, душу насквозь видел, знал про смерть жены моей, про боль и печаль мою безысходную...

А он дальше сказывал: «Приходи в монастырь на службу, полегчает…»

… Я пришёл, и вправду, мне вроде легче стало. Так и остался послушником. Мудрые речи Сергия слушал, от тоски понемногу излечивался. Рассказал Сергию всё про себя, про уроки от Деда, про обучение у Влады.

Спросил его, можно ли теперь мне в монастыре жить или должен отречься от всего, что прежде познавал…

Он улыбнулся ласково:

«Едино Учение Божие, а путь каждой души — извилист, словно тропиночки на вершину горы с разных сторон протоптаны. Бывает, что путник заплутает, вниз пойдёт, после по другой тропе подниматься станет… Но не тропинка важна, а цель, душе от Бога положенная. А вершина для духа одна — там Небеса отверзаются, и нет разницы, какой тропкой или дорожкой туда шёл.»

… Так я в монастыре жить стал, потом постриг принял. Стал книги мудрые читать, наставления Сергия слушать. А после и Андрей пришёл, тоже в монахи постригся.

Вот теперь, зная, что уходить ко Господу мне скоро, и хотел я схиму принять. Думал, что и тебе так легче будет, не повторишь мои ошибки. Чтобы ты взыскал только Бога и нашёл в Нём Друга, ближе Которого не может быть! Но вот видишь — Сергий велел обождать ещё, сказал, что не время ещё, и беседы нам с тобой вести позволил.

Пересвет ласково посмотрел на Егорушку. А у того смятение всех эмоций слезами брызнуло, и он с усердием принялся отжимать бельё, ударять мокрым скрученным жгутом о плоский камень и вновь полоскать до чистоты полной.

С того дня Егорка не упускал ни одной возможности поговорить с Пересветом. Пересвет не противился, наоборот, всё важное старался Егорушке поведать о том, что знал о Боге.