---

Глава шестая:
Андрей Ослябя

Мне тогда казалось порой,

Что всё в этом мире — не так!

Вопрошал я: «Как дальше мне жить?

Боже! Подай мне знак!»

А после — стояли мы с другом

Средь битвы плечом к плечу.

От ударов звенели кольчуги,

И меч был товарищ мечу…

Изведав и раны, и боль,

Мы искали свой истинный Путь.

Мы учили уроки жизни —

И на Господа готовились взглянуть!

(Пересвет)

Егорушка искал случай, чтобы снова послушать рассказ Пересвета. Выбрав время подходящее, он просил продолжить:

— Невтерпёж мне узнать, как всё дальше у вас было! Расскажи!

… Пересвет продолжил своё повествование:

— После того, что уже поведал, жизнь наша с Родионом была примерно такой, как мы тогда сами того хотели. Стали мы воинами в дружине у князя нашего. Силой и храбростью весьма прославились.

А все ли битвы наши праведны были? Нет, не все, явно…

Часто меж собой князья ссорились, заключали союзы, захватывали власть над соседями. А после совсем другие союзы ими же заключались, бывшие друзья становились врагами…

Мы вроде как людей и землю свои защищать хотели, города оборонять от нападающих… Но правда да чистота в деяниях тех — не всегда получались…

Иногда случалось так, что те ратники, с которыми мы плечом к плечу в одном сражении бились, в другое время нашими противниками делались…

Могли дружинники одного князя сами по желанию своему к другому князю перейти, такое случалось и не возбранялось.

… И вот — перед одним сражением на меня такая тоска навалилась, что словами не передать!

… Мы с Родионом в те времена искренне считали себя верующими. Да только вера в бытие Бога — как моя, так и его — была весьма неполная. Ходили мы по праздникам в церковь на службы, как положено, причастие принимали…

А причастности к жизни Божией — не ощущали вовсе!

Отдельными от всей остальной жизни были и вера, и молитвы, по обычаю читаемые.

Только совсем немного места и времени Богу в жизни нашей отводилось.

И словно не связана была с Богом вся остальная наша жизнь, протекающая с боями, с победными пирами, с погребальными тризнами* по погибшим товарищам…

И вот стало мне вдруг совсем невмоготу! Навалились думы тяжкие!…

Сидим мы с Родионом у костра в ночь перед сражением. И видит он, что со мной что-то неладное творится.

Спрашивает он меня:

— Ну что случилось?

— Давай уйдём от князя, Родион! Мы вот с тобой вроде бы в Бога веруем, а живём как нехристи, воюем со своими же! Князья союзы то с литовцами, то с ордой заключают, за власть свою и влияние борются. А мы — за что воюем?

— Захочешь — после битвы уйдём. А перед сражением уйти — это предательством будет! Сейчас мы слово своё, данное князю, держать должны! В том — честь воинская! Взбодрись же, а то все наши решат, что ты струсил!

— Да какая разница, что решат?! Совесть мне не велит меч поднимать на братьев своих по вере — да и на товарищей наших прежних!

… Мы тогда с Родионом приняли решение уйти от князя после этого сражения и жить мирно, хозяйство своё вести. Родион уж женат был, сыночек его, Яков, подрастал…

* * *

Битва та оказалась неуспешна для наших воинов.

А во мне и вовсе не было той особой опьяняющей храбрости и удали, которая обычно в боях естественно случалась. Прежде словно сила общая для всей дружины рождалась во время сражения. Так — доблесть воинская крепла! Так — страх смерти и боли от ран легко преодолевался в совместном яростном порыве! А тут — и страха не было, но и желания биться — тоже. Лишь ждал, когда же битва сия закончится?! Старался никого не убить и не ранить…

И, конечно же, сам был вскоре очень тяжело ранен. Упал на землю у ног Родиона. Мы с ним всегда бились плечом к плечу…

Князь тогда приказал всем отступать.

Родион же не послушал приказа, остался.

Я из последних сил произнёс:

— Родион, уходи, мне уже не подняться… Живи за нас двоих, брат мой!

— Молчи! Никуда я не уйду!

… Он накрыл моё тело моим же щитом. Потом взял в левую руку мой меч. Свой щит он перекинул на спину, чтобы быть хоть немного прикрытым с тыла.

Так он стоял и ждал…

Лавина нападавших словно рассекалась о него, как течение бурной реки рассекается об огромный встреченный камень.

Он уже даже не знал, жив ли я ещё — или уже умер…

Так он стоял над телом моим. Ни на шаг не отступил!

Он выстоял тогда, жизнь мне спас… Увидев это, дружина наша бросилась на подмогу…

Никто из наших противников не ударил Родиона. Смелость его у всех великое уважение вызвала! Подвиг Родиона Осляби долго ещё пересказывали и ратники, и гусляры в своих песнях и сказах, чтобы дух воинский в дружинах перед битвами поднимать.

Ну вот! Ты, Егорушка, знаешь теперь, что обязан я жизнью своей брату моему названному — Андрею, и что многие воины, полегли тогда на бранном поле, а я вот — жив и поныне…

С того дня больше не воевали мы с Родионом и в битвах не участвовали.

… Егорка слушал, округлив глаза от удивления, и произнёс:

— Так это и был наш инок* — Андрей Ослябя*?

А я и не догадался, что он — это и есть твой побратим Родион! Андрей, сказывают, намного после тебя в монастырь пришёл. Я-то думал, что Андрей — брат тебе родной, а Родион — это друг детства…

— Он мне больше, чем родной брат! Крепко нас жизнь соединила! Как поклялись в шесть лет друг другу быть как братья — так и живём!

А теперь мы вот и во Христе — братья!

Родион после меня постриг принял, когда его жена умерла, а сын уже подрос.

— А ты тогда сразу в монахи постригся?

— Нет. Тогда как раз судьба вновь свела нас с Дедом. Но это длинный сказ, в другой раз поведаю.

Завтра я в Переяславль пойду. Игумен Сергий посылает. Епископ тамошний обещал книги для нашего монастыря и икону подарить. А если тебе так уж сильно знать хочется, то Андрея проси рассказать. Он лучше меня то время помнит. Я тогда долго от ран оправиться не мог: всё как в тумане было…