---

Ариадна/Глава 3: Леонардос

---

Глава 3:
Леонардос

Всё ещё под впечатлением от услышанного, Ариадна медленно спустилась по ступеням амфитеатра. Почти все слушатели уже разошлись, лишь немногие обступили Пифагора и задавали вопросы.

Чуть в отдалении Ариадна увидела молодого мужчину, который показался ей знакомым. Прекрасно сложённый, густые светлые вьющиеся волосы, некоторые пряди которых так выгорели на солнце, что стали светло-золотистыми. Сияющие глаза.

Ариадна не могла оторвать взгляд, ибо что-то ещё, удивительно прекрасное было в нём. Он чем-то походил на самого Пифагора, но не внешне! Он, как и Пифагор, излучал Божественную Энергию — чистую и сияющую…

И вдруг она вспомнила: это же — её друг детства из Афин, Леонардос!

Ариадна радостно подошла:

— Неужели это ты, Леонардос?

— Да, Ариадна! Как я рад тебя видеть! Ты стала такой красавицей!

— Я тоже очень рада, Леонардос! Ты так изменился! Я с трудом смогла тебя узнать! Ты — вместе с Пифагором?

— О да, Ариадна! Я сильно изменился за последнее время — именно благодаря ему!

Да, я — вместе с ним! Мы здесь строим школу, в которой будет обучение для тех, кто к Мудрости и Красоте стремятся.

Там будут храмы, где можно в тишине пребывать и слушать Божественные Откровения, также — и дома для всех учеников, и амфитеатр, в котором будем слушать Пифагора! Там будут и дорожки вдоль моря, и место для купания, и сад прекрасный!

Хочешь, пойдём со мной? Я покажу тебе всё это!

— Да, пойдём! Мне было очень интересно слушать его речь!

… По дороге они беседовали:

— Расскажи: как ты познакомился с Пифагором?

… Леонардос задумался ненадолго, затем начал рассказ:

— Сейчас даже вспоминать стыдно… Был суд над тремя гражданами Афин. Поочерёдно выступали ораторы — в обвинение или в защиту. Обвинение было ложным, предлагаемый приговор — жестоким. Выступивший в их оправдание оратор был неумел, его высказывания в защиту обвинённых были слабы и неизысканны. Он то краснел, то бледнел от возбуждения, но не мог связать свои мысли в стройные доказательства и облечь истину в слова…

Мы с приятелем — по тогдашней нашей привычке — ходили на такие собрания, чтобы позабавиться, поупражняться в остроумии. Но мы никогда не выступали публично. Нас никогда не волновал результат, но было лишь ложное наслаждение от ощущения собственного превосходства над другими — превосходства в уме и в красноречии…

И вот, уже обсмеяв между собой нелепость обвинений, мы язвительно осмеивали и неловкого защитника.

Вдруг рядом оказался Пифагор.

Он предложил мне выступить в защиту обвиняемых — выступить лучше того человека, который так явно терпел поражение и проигрывал в мнении тех людей, которые сейчас должны будут вынести приговор.

Я поначалу отказался, сказав, что эта суета вокруг нелепых обвинений — смешна…

Пифагор ответил тогда:

— Но за этими словами — судьбы тех троих людей! Неужели тебе не хватит смелости и ума применить своё красноречие для их защиты?

… Он тогда задел мою гордость. И я выступил.

Надо отметить, что первое моё публичное выступление было не слишком удачным, но оно имело большой успех.

Я высмеял доводы и неумелых обвинителей, и нелепые высказывания защитника, осветил ситуацию так, как её понимал. Под бурное одобрение всех слушателей обвиняемые были оправданы.

Самым неожиданным для меня была благодарность того неумелого защитника, Феорита, за эту мою речь. Его совсем не задели мои колкие насмешки над его выступлением. Он искренне радовался, что моё красноречие доказало правду и спасло людей от ложных обвинений и несправедливого приговора!

Рядом стоял Пифагор. И мне вдруг стало мучительно стыдно за всё то, что я делал, красуясь перед людьми своим остроумием!

Мой приятель, с которым мы насмешничали, не понял меня и — в недоумении от произошедшей во мне перемены — нас покинул.

Я же — обнял Феорита как друга.

Я познакомлю вас, если захочешь. Теперь его выступления намного превосходят мои — красноречием. Ему хотелось этим овладеть — и он сумел.

А меня сейчас влечёт совсем иное умение освоить… Впрочем, об этом мы после поговорим.

А тогда Пифагор предложил нам обоим отправиться с ним.

Он рассказал, что задумал создание духовной Школы, включающей общину единомышленников, — такую, где мудрость и красноречие служат Истине, где справедливость обладает силой, где доброта является во всём своём великолепии, где только зло и прочие пороки подлежат обличению и уничтожению. Ибо они есть величайшие глупость и безумие, которые могут быть свойственны людям.

… И вот — мы уже пришли! Смотри: как тут красиво!

… Место действительно было прекрасным! Открывался дивный вид на море, хотелось, словно птица, расправить крылья — и парить в просторе над всей этой природной красотой!

… Леонардос показывал Ариадне будущую Школу. Он водил её по склону и вершине холма и при этом с восторгом обрисовывал в словах ещё не построенные здания, ещё не выложенные мраморными ступенями лестницы.

Ариадна слушала, чуть улыбаясь. Пока лишь небольшая группа учеников трудилась в отдалении, сооружая бассейн: чтобы на пути горного ручейка образовалось удобное место для сбора пресной воды.

— А что же вы сами копаетесь в земле, строя бассейн, сажая сад? Почему вы сами носите камни и расписываете стены? Вы ведь сами — вместо рабов — работаете здесь!

— Нет же, Ариадна: каждый исполняет посильный для него труд! Ну а рабов — здесь нет и никогда не будет! Это было бы безнравственно, если бы один человек служил другому из принуждения, а не из желания помочь!

Здесь — содружество великое тех душ, которые стремятся к чистоте и Свету!

И труд любой земной — именно помогает им в этом!

Да, есть среди нас и те, кто — волею судьбы — были в рабстве. Они были выкуплены Пифагором. Причём многие из них — намного умней, честней, красивее душами, чем те, кто мнят себя аристократами!

— Ты намекаешь на меня?

— О нет! Совсем не так! Прости!…

… Вдруг навстречу вышел Пифагор.

Ариадна от неожиданности не знала, что сказать и как себя вести…

— Приветствую прекрасную душой и телом Ариадну! Я рад, что Леонардос так хорошо о наших замыслах поведал!

… А дальше Ариадна уже не слышала: говорил ли Пифагор или молчал. Та волна Света, которую она ощутила во время выступления Пифагора, здесь — стала Океаном Божественного Света, Который обнял со всех сторон и наполнил тело внутри блаженством…

Когда она вернулась к обычному восприятию мира, то Пифагора уже не было рядом.

— Я ничего не помню, Леонардос! Был только Свет — везде: снаружи и внутри меня! Что это было?

— Божественная часть в тебе готова проснуться! Ты — как душа — готова пробудиться и постигать реальность бытия. А в нём — мир предметов и людей и даже моря и горы есть лишь малая поверхностная часть Великого, Прекрасного и Цельного Творения.

Мне проводить тебя домой?

— Не надо, благодарю тебя! Я должна теперь осмыслить всё это — сама…