Сказки дедушки Вани/Сказка о последней охоте Сказка о последней охотеАнечка, как обычно, зашла в комнату к дедушке Ване, чтобы услышать новую сказку. А на стене в той комнате висела большая фотография — портрет дедушки Вани молодым, на коне и в военной форме. Анечке этот портрет очень нравился. На нём дедушка Ваня был таким красивым! И конь ему тоже был подстать! Дедушка Ваня и на старости лет красивым остался: роста высокого, плечи широкие, руки сильные, усы пушистые седые. Анечка очень любила эти усы причёсывать расчёсочкой маленькой. И кончики — на пальчики закручивала, когда ей это дедушка Ваня разрешал. Мечтали они с дедушкой Ваней, что купят они лошадок и будут вместе кататься. Но мечты такие пока не осуществлялись. И поэтому Анечка летом, катаясь на велосипеде, часто воображала, что это — её верный конь! Даже когда они с папой на велосипедах ехать собирались, они говорили: «По коням!» И садиться на велосипед Анечка научилась так, как на коня: «по-мужски», чтобы потом быстро и на коня вскакивать научиться! … Но в этот раз Анечка, посмотрев на фотографию, спросила дедушку Ваню про другое: — Скажи, дедушка, а ты на войне был? — Был, Анечка. Только я тебе про это сейчас не стану рассказывать. Война очень много горя людям приносит! Не сказки это, когда солдаты на конях — против танков скачут, потому, что им командиры такое приказали… Страшно это и плохо, когда война!… Тогда и людей, и лошадей, и других животных калечат и убивают… Сколько боли страшной бывает во время войн!... Даже если за справедливость война — то это тоже не радостно! Лучше, чтобы тебе такого не видеть никогда! Тут Анечка задумалась и сказала: — А мы с ребятами летом в войну играли… У меня друзья — мальчики. Им в войну нравится играть. И я с ними так играла. Мы понарошку из пистолетов и из ружей игрушечных стреляли в противников воображаемых — и побеждали, конечно. Это — интересно было: прятаться, в засаде лежать не шелохнувшись… Значит, это плохо: стрелять, в войну играть? — Ты про это, Анечка, сама подумай и реши: хорошо это — или плохо? И — почему? — А помнишь, я тебе обещала сказать, какое волшебное желание я бы загадать хотела? — Помню. Ну? Придумала? — Тогда у меня не получилось, а сейчас вот — придумала! Я бы загадала, чтобы войны никогда не было! Сбудется такое моё желание? — Хорошее ты желание придумала, Анечка! Только мне кажется, что недостаточно тебе одной — такое желание задумать. Чтобы оно исполнилось — очень многие люди такое же задумать должны! Вот тогда — обязательно исполнится! … Каждому важно уметь понять правильно: что есть добро, которое совершать можно и нужно, — а что приносит вред другим, и потому плохо это! Если нет никакого вреда другим — то это делать можно. А если — ещё и польза другим от твоих поступков, то это совсем хорошо! Об этом всегда задумываться полезно! … Давай я тебе расскажу, как я такое понял про охоту, когда последний раз охотиться пошёл. — А ты и охотником был? — Был, Анечка, да ещё каким! Охота — на войну немножко похожа. Только охотники про это как-то не думают совсем, и я тоже не думал. Не приходило ведь в голову, что стрелять в птичек и зверюшек — грех! Многие люди охотятся… И, вроде бы, с давних времён так заведено… — вот потому и не задумывался про то… Нравилось мне на охоту ходить… Это ведь — как приятно: заночевать в лесу у костерка под открытым небом, тишину ночную послушать, рассвет встретить! Часто охотники прячутся и долго-долго в засаде сидят, поджидают, наблюдают за птицами и зверями. Специальные места даже устраивают, чтобы подстеречь птичку или зверя подкараулить. «Засидка» называется такое место, которое охотник специально готовит, чтобы его видно не было, а он — всё мог видеть. Интересно в таком шалашике из веток сидеть, песни птичек слушать, смотреть, как солнышко восходит! Столько красоты по утрам в лесу можно увидеть! Ты каких птичек знаешь, Анечка? … Анечка задумалась и перечислять стала: — Воробьи, голуби, вороны, скворцы, синички, снегири, утки, лебеди… — Ну, наверное, гусей ещё знаешь? — Про гусей я только в книжках читала и по телевизору их видела. А настоящих — не видела. — Есть птички, которые рядом с человеком живут. А я, пока охотником был, очень много птичек разных лесных повидал, и песни их красивые слушал: и глухарей, и вальдшнепов, и бекасов, и тетеревов. … Ну вот, отвлеклись мы с тобой… Охотился я в тот раз на уток. Из тростничков у меня стеночка-заслонка сделана была. Сижу так за ней, наблюдаю. Вижу: селезень красивый плывёт. Селезнем — утку-самца называют. У него на головке пёрышки тёмно-зелёные, изумрудные, а на шейке — полосочка беленькая. А самочки — они целиком пёрышками коричневыми покрыты. Ведь им — маскироваться надо, когда они яички высиживают, потом за птенчиками своими ухаживают. … Вот — плывёт этот селезень, лапками в воде перебирает, меня не видит. Залюбовался я на него! Даже призадумался: может, не стрелять, пожалеть такого красавца?… Вот ты бы — как поступила? Пожалела бы? — Да, я бы пожалела! — уверенно сказала Анечка. — А я тогда подумал-подумал и решил, что слабость это во мне такая от красоты наступила! Охотник я был опытный — никогда прежде такого со мной не случалось. Красота — красотой, а дело своё — исполняй! Сколько дичи настрелял я за свою жизнь: и тетеревов, и куропаток, и зайцев, и на кабанов охотился, и на лосей! И что это вдруг я так расчувствовался? — не понимаю! Недалеко другие охотники стреляют, не я — так другой охотник этого селезня подстрелит! Сезон охоты ведь уже открыт… Прицелился снова, вот уж на крючок спусковой вроде бы нажал — да тут что-то произошло небывалое! Хочешь — верь, а хочешь — не верь! Вместо того, чтобы дробь из ружья вылетела, — я сам, как пуля, вылетел — и в теле того селезня очутился! Лапками перебираю, по воде плыву, а думаю — по-прежнему, как человек… А может, и утки думать умеют? Того я не знаю… Только, хоть я в селезня превратился, а про то, что охотником был, — помню. И что из ружья прицелился — помню. Стал я скорее отплывать в тростники — подальше от того места. Да тут меж тростников — лодка. А в ней другой охотник на меня ружьё навёл, целится… Я ещё скорее лапками заработал, крыльями захлопал! И — взлетел! «Всё, спасён!» — думаю. Я же прежде, пока человеком был, летать не мог. А тут от восторга у меня аж дух захватило! Озеро всё с высоты видно, лес вокруг, от озера — речка большая начало берёт. Красота! Решил я к речке лететь. Да не тут-то было! «Бах, бах!» — это в меня стреляют… Испугался! А ведь не спрятаться: со всех сторон в меня целят!… И — попали. Боль — страшная во всём теле!... Понял я, что это — конец моей жизни пришёл… Начал я падать… И сознание от боли той потерял… … Однако это — не конец оказался: ощутил я себя нежданно-негаданно в теле тетеревином. Сам весь — в чёрных перьях, а брови у меня — красные, и на крыльях и хвосте есть пёрышки беленькие. Если хвост расправить, как веер, — то там как раз и будут эти белые пёрышки. Ну, в общем, красавцем-раскрасавцем я себя ощутил! … Сижу я на верхушке берёзы, ветка под телом моим увесистым прогибается, раскачивается… Огляделся я вокруг. Красиво! Рассвет только-только начинается, небо — розовое от лучей солнечных, а солнышко не показалось ещё из-за леса. Тут мне петь захотелось! Да вроде бы — не солидно это: осень всё-таки, а не весна! А погода — такая, что петь — сил нет, как хочется! Решил, что, пока не видит никто, слетаю я на ток, попою хоть чуть-чуть! Тетерева, Анечка, на току по весне танцы свои танцуют и песни поют. Тетеревиный ток — это место такое особенное, где весной каждое утро собираются тетерева-самцы. А самочки — тоже туда прилетают и из кустов на поющих самцов любуются, мужа каждая себе выбирает. Я за свою охотничью жизнь много раз видел, как тетерева токуют. Делал я шалашик специальный на току у куста какого-нибудь — чтобы неприметным для тетеревов быть. Забирался туда ещё затемно. И — сидел там тихо-тихо… А вокруг — тишина! Тетерева на свой ток прилетают рано, пока солнышко ещё не взошло, в темноте. Сидишь так в шалашике — и вдруг — множество птиц с шумом разом прилетают, осмотрятся — и давай бегать по току и подпрыгивать, чуфыкают от вдохновения! А потом начинают петь так, что словами описать трудно! И друг перед другом они выхаживают, хвосты распушают, и даже иногда сражаться друг с другом начинают, чтобы показать самочкам, кто из них самый удалый! Видеть-то я это много раз видел, а вот сам — не пел так никогда. А тут, в тетеревином теле, — мне тáк этого захотелось!… И — спел! И по току побегал, но недолго: осень всё-таки… А тут — есть мне очень захотелось. Полетел обратно на берёзы, уселся на ветке, где много серёжек берёзовых качается. Клюнул я такую серёжку берёзовую — понравилось! Ещё клюнул — вкуснота! На орешки немножко похоже. Ты, Анечка, когда в лесу гулять будешь или на лыжах кататься — можешь попробовать на вкус такие серёжки берёзовые. Человеку ими тоже можно полакомиться! Но не успел я как следует насытиться серёжками берёзовыми и тетеревиной жизнью сполна насладиться! Тут в меня другой охотник прицелился и бабахнул… Испугался я, прочь полетел… Да где там?! Нагнал меня следующий выстрел того охотника… … Вот тут я тетеревом умер, но нежданно-негаданно вдруг в теле лося оказался… Непривычно! Рук нет, четыре ноги — и рога солидные такие!… А рядом на полянке подружка моя, лосиха. Красавица! Ноги стройные, длинные, шёрстка золотом отливает! Вот мы с ней и пошли по лесу гулять рядышком. То идём и едим травку, веточки молодые с листиками, а то прижмёмся друг к другу, чтобы показать, как мы друг дружку любим! А тут — охотники с собаками… Бежали мы, бежали… Да только ранили мою подругу… А потом — и вовсе убили… Я даже бежать дальше не стал: пусть и меня убьют или собаки загрызут! Потому, что нет мне счастья без любимой моей! Жалко мне её, лосиху мою, — аж до слёз!… … И вспомнилась вдруг мне жизнь моя человеческая, жена моя Акулина: а вдруг бы и её кто убил — так же, ни за что?!… … Тут я обратно в теле своём человеческом оказался. Сижу в засидке своей, и селезень передо мной плавает, ни о чём, ему угрожающем, не догадывается… А я ведь так на крючок спусковой у ружья своего и не нажал. Обрадовался я факту этому несказанно: что не выстрелил! Разрядил ружьё поскорее — и пошёл домой! Ну, грибов, как обычно, насобирал по дороге много. Акулина моя удивляется: — Что это ты: с охоты, а сам с грибами пришёл? … А я — в усы улыбку прячу. Ну как я ей расскажу, что, как лось лосиху свою любил, — так и я её, Акулину свою, люблю! И даже, может, сильнее! А потому — больше с ружьём в лес не пойду никогда! В зверюшек и птичек стрелять больше не стану! Потом уже — рассказал и Акулине про приключения мои. А она суп приготовила из грибов, картошки наварила, блинов напекла и говорит: — Вкуснее этой еды — и нет ничего! Так — мы с тобой и проживём: с огорода да с лесных даров! … Вот такие со мной приключения были, Анечка! С той поры и не стреляю ни в кого! — Стало быть, стрелять и убивать — это всегда плохо? — Всегда, лучше бы без этого обойтись! Только бывает и так, Анечка, что других хороших людей защищать нужно, и приходится их от злодеев оборонять. И тогда — бывает, что не придумать способа другого… — А вот в птичек, в зверюшек — можно же никогда не стрелять, а просто так ими любоваться! Хочешь, я попрошу папу — и он тебе фотоаппарат подарит? У него их два! — Спасибо тебе, Анечка, за заботу! Но мне уже фотографировать сложно будет научиться. А вот ты — учись! Будешь птичек, зверюшек и красоту разную природную фотографировать! А про то, как жить и никому вреда не причинять, — ты про это правильно стала думать! И поступать старайся всегда по-доброму! Если каждый человек про это с детства размышлять станет, если в жизнь свои намерения добрые претворять начнёт, — то, может, когда ты вырастешь, уже нигде никаких войн не будет! Не будут люди и животных напрасно убивать! И все будут в мире и счастье жить!
|
| ||||||||
|