---

Притча о Храме

Был монастырь небольшой в городе провинциальном. В том монастыре жил старец по имени Зосима.

И молва о том старце даже до столицы дошла. Оттого сей старец известен стал, что чудеса Божественные сопровождали многие деяния и слова его, а советы, что он давал, людям помощь великую приносили.

И вот однажды настоятелю монастыря архимандриту Игнатию доставили сообщение, что едет в их монастырь к старцу — министр. Да не просто министр, а человек, весьма к государю приближенный!

Настоятель к себе призвал Зосиму и сообщает:

— Завтра к тебе министр прибудет, ты уж там… постарайся, Зосима! Хорошо бы, чтоб он на храм новый монастырю деньги пожертвовал, а не мелочью какой отделался!

Старец Зосима голову опустил и говорит тихо:

— Ты, Игнатий, зачем слова такие говоришь, мысли такие содержишь? Ещё не знаем мы, сумеем ли помочь тому человеку, — а ты уж и благодарность от него ищешь…

Игнатий, не привыкший к тому, что кто-то смеет ему замечание сделать, возразил весьма сурово:

— Что это ты, Зосима, — учить меня вздумал? Так-то ты о благе монастыря печёшься?! Славу себе чудотворца-бессеребренника сыскать хочешь? А то, как, словно нищий, в обитель сию пришёл, — то забыл? Как ты сюда, в память о нашей дружбе прежней, принят был и обласкан — не помнишь? А что живёшь ныне не по уставу строгому, с моего, между прочим, разрешения, — не разумеешь?

— Не забыл я, Игнатий! И дружбу нашу не забыл! И добро твоё всё помню! Я всегда всё доброе помню, а всё злое и дурное забываю — яко не бымши то…

— А если помнишь, то и отблагодарить бы мог! И меня, и обитель, что тебя приняла!

Знаю я, как ты поступаешь да мыслишь! Ты бы всё имущество монастырское рόздал бы — кабы тебе власть дать! Вон — больницу на пожертвования какую отстроили! А храма нового — и по сей день нет!

А это, Зосима, — может, мечта всей жизни моей: чтобы после моего управления монастырём здесь храм новый остался, во славу Божию возведённый! Не молоды мы уж с тобой, подумать следует: что после себя на Земле оставим?!

— Не смогу о том просить… Сам скажешь после, если сложится всё… Отобедать позовёшь — и скажешь, о чём мечта твоя. Пойду я… — ещё тише, почти шёпотом, произнёс Зосима.

Он опустил голову, словно от стыда, и уже было хотел направиться к выходу.

— Ты хоть обещай, что с министром постараешься! — уже совсем не грозно произнёс настоятель.

— Прости ты меня, Игнатий! Ничего не могу обещать! От человека того и от Бога — зависеть всё будет… А ты да я — только лишь слуги Его, лишь орудия Его Милости…

* * *

На следующий день в монастыре суета началась, потому как никогда ещё гость такого ранга не приезжал.

И вот к старцу Зосиме прибегает монах и сообщает, что прибыл тот министр.

А Зосима говорит:

— Подождать ему надобно. Пусть посидит в комнате той, где все ожидают. Прежде него — других людей Бог привёл, я их прежде и выслушаю.

— Да что ты, Зосима?! С ума сошёл, что ли?! Это же — министр! Как можно, чтобы он ждал?! Тебя ведь ещё вчера упреждали, что он прибудет!…

— А министр — он что — не человек? А что есть — человек? Душа, что пред Богом живёт, в тело одетая… А то, какие тому телу чины присвоены, — то Богу не интересно! У Него для людей другие отличия имеются! Так что — пусть своей очереди подождёт.

— Да как ему сказать такое?! Вот ты, Зосима, иди — и сам говори!

— Да я уж и сказал, — улыбнулся Зосима…

И действительно, в это время перед распахнутой дверью уже стоял сам министр в сопровождении ещё одного монаха. Министр слышал слова старца, который специально говорил нарочито громко…

И неожиданно для всех министр поклонился старцу Зосиме и спокойно согласился:

— Да, я подожду… У Бога на том свете с людей другой спрос будет, чем в миру… Покажите мне, где обождать.

Старец Зосима спокойно приготовился выслушивать своих посетителей. А министра проводили в комнату, где ожидали приёма приходящие в монастырь люди.

* * *

Министр был высокого роста, крупного телосложения, лет пятидесяти или чуть больше. Волосы его уже были тронуты сединой. Он был в чёрном сюртуке, а не в мундире. Видно было, что он готовился к этому приезду заранее, многое продумал…

Когда монах, его сопровождавший, начал говорить, что сейчас настоятелю доложат и сделают так, что незамедлительно примет его старец, министр спокойно возразил:

— Не надо! Пусть он своё дело делает! Вы его не тревожьте, я подожду. Сколько ко мне народу на приём каждый день в очередях томится!… Вот и я сам теперь оказался в очереди — за Божией милостью!

Он опустил своё большое тело на скамью рядом с маленькой сухонькой старушкой лет восьмидесяти…

Она быстро-быстро вязала носок, орудуя спицами, и при этом на рукоделие своё не смотрела вовсе, а ласково говорила утешающие слова своей соседке, которая платком вытирала слёзы:

— Ну вот, говорила же я, что не прогонят нас! Бог-то — Он — есть! И старец всех пришедших примет!

Министр был человеком не глупым и догадался, что всех посетителей хотели прогнать, чтобы одного его старец выслушивал.

Он с любопытством оглядел старушку.

Та в ответ тоже обратила на него своё внимание:

— Ты, мил-человек, не беспокойся, я тебя не задержу совсем, я мигом обернусь! Мне уже прежде помог старец, я теперь только носочки и рукавички ему снесу, пусть он ими людей хороших одарит!

Она показала на холщовую сумку, в которой аккуратно были сложены её изделия: маленькие — для деток и большие — для взрослых.

— А хочешь я и тебе, мил-человек, носочки подарю? Тёплые! Наденешь на ночь — и как у Христа за пазухой спать будешь!

С этими словами старушка вынула из сумки пару шерстяных носков и протянула их министру.

Он взял носки чуть задрожавшей рукой…

— Давай я у тебя их куплю, тебе ведь деньги не лишними будут, — произнёс он, протягивая старушке крупную ассигнацию.

— Да что ты?! Это ж — монастырь, а не базар! Так вот — и прими во здравие!

Они помолчали…

— А скажи, в чём тебе старец помог, если не секрет? — спросил министр старушку.

— Да много бед на мою долю выпало… Всю семью Господь забрал, а меня, старую, одну оставил. Вот сидела я у могилок родных, да плакать уж слёз не было, почернела от горя вся… Не знала как просить, чтоб призвал и меня Господь к Себе… И жить возможности нет: и не на что, и нет для чего! А смерть — не приходит!

А тут паломница одна сжалилась — и меня к старцу привела.

И научил он меня тому, как в радости с Богом жить! И — чтобы родные мои на том свете не печалились, на слёзы мои глядючи! И ещё присоветовал он мне козочку завести, Марусеньку мою! Вот так пока и живём. Она мне — и кормилица, и поилица! И по грибы, и по ягоды вместе ходим, и травы целебные с ней собираю. А зимой — шерсть её пряду. И вот вяжу носочки да варежки — и для деток, и для больших. Для всех — словно для родных своих!…

А в прошлый раз намекнул мне старец, что, видно, недолго уж мне осталось ждать: преставлюсь скоро, слава Тебе, Господи! Вот и тороплюсь отдать то, что навязала: ведь зима уж скоро! А козочку мою соседи взять обещали, не пропадёт Марусенька!…

Ох! Мой уж черёд, заболтала я тебя, мил-человек, ты уж прости!…

Старушка скорей подхватила своё вязанье и сумку — и поспешила идти к старцу.

* * *

Дошла очередь и до министра.

Старец Зосима приветствовал его ласково:

— Ну заходи, Алексей! Молодец, что своего часа спокойно ждал! Это тебе помогло уже!

Теперь расскажи, в чём страх твой.

— Да глупость одна! Говорить стыдно! Но не могу избавиться никак от этого страха…

Нагадала мне одна гадалка, что ждёт меня смерть от руки убийцы — революционера-террориста…

И я теперь в каждом незнакомом человеке подозреваю, что он и есть мой убийца, что он — сей момент — пистолет вынет и выстрелит в меня! Или в руках у кого-нибудь свёрток подозрительный увижу — и сразу думаю: бомба! Охрану удвоил! Из дому стал бояться выходить! Спать не могу: кошмары снятся!…

И исповедовался уже, и причащался, и дом освятить просил… И к врачам ходил, снотворное пью… А всё — так же!

Умом понимаю, что глупость это, что от судьбы своей не убежать! И знаю, что смерть с каждым человеком случиться в любой момент может, что на всё — Божия Воля!

Но да измучил меня этот страх! Как в аду живу!… Помоги! Не знаю как мне быть!…

В этот момент старец вдруг резко поднялся — и бросил в министра что-то круглое… Он попал точно в грудь…

Министр, теряя сознание от страха, грузно повалился на лавку…

… Он увидел своё тело сверху… А по полу медленно катился какой-то предмет, которым кинул в него старец…

А вокруг был Живой Свет — ласковый, нежный! И позволено было Алексею войти в тот Свет… И стало ему — так хорошо, что и передать невозможно! А потом ощутил он, что словно тянет его назад из этого Света что-то серое, словно тяжкий груз. И увидел он, чтό есть тот груз, который в Свете остаться не позволяет… И — всю жизнь свою он увидел: и проступки свои пред Лицом Бога значимые, и то, что хорошего уже смог и сможет ещё он сделать…

… Когда министр снова ощутил себя в теле, старец Зосима стоял рядом и протягивал ему кружку с водой:

— Ты попей, Алексей!

Министр пил воду маленькими глотками, медленно осознавая происшедшее с ним.

Старец сел рядом.

Слова были не нужны. Понимание — словно прорастало в душу.

Они так долго сидели, погружённые в тишину, в которой Божие Присутствие — явно. В тишине той понимание приходит без помощи слов.

— Вот уже и не будет у тебя больше страха пустого, глупого — потому как смерть свою ты познал уже. И, что Бог тебе показал, — то не забывай за суетой мирской! Если сумеешь исправить дурное в себе и совершить благое, пока тобой не совершённое, — то не зря проживёшь срок, что тебе на Земле отмерен! — не спеша, после молчания долгого произнёс Зосима.

— Скажи, старец, а чем это ты в меня вместо бомбы кинул?

— Да это старушка Матрёна тут свой клубочек ниток шерстяных позабыла, так вот он и пригодился! — ласково улыбнулся Зосима.

… Министра проводили на обед к архимандриту Игнатию. А к старцу вновь стали заходить другие посетители…

* * *

И в самом деле, министр тот много хорошего стал пытаться совершать.

И просьбу архимандрита Игнатия он исполнил: на строительство храма нового в монастыре деньги большие прислал.

… Однажды, глядя на то, как продвигается строительство, послушник Николай, ученик старца Зосимы, спросил его:

— А ты сам бы — на что те деньги истратил бы, если бы тебе их отдали?

— Не моё дело — то решать! Вот для настоятеля нашего сей храм — радость великая! Для монахов многих — тоже радость! Для прихожан — сие тоже значимо…

Старец улыбнулся:

— Прав был Игнатий: из меня бы никогда хороший настоятель монастыря не получился! Я бы, наверное, Аксинье, что тебя когда-то приняла да ко мне направила, те деньги отдал. Она бы приют для сирот открыла, да пристанище временное создала для людей, которые в положение трудное попали. Умеет она людей различать! И через отношение к человеку внимательное — помощь ему нужную умеет оказывать.

Ведь не только через земные храмы человек к Богу приближаться должен! Божие Присутствие — везде ощутить можно! Божию Волю — человеку везде осуществлять хорошо бы!

Задача души, на Земле живущей, — воздвигнуть внутри себя Храм! Храм — для Бога Живого!

Храм сей — из сердца духовного, любовью наполненного, созидается! И тогда Бог — в сем Храме поселиться может! И живёт тогда Бог — в душе того человека! И становится тот человек тогда — неотделённым от Бога! Становится такая душа — Божией душой! Такие души — и есть званные в Жизнь Вечную!

А те, кто при жизни своей земной не ищут Бога, — те и после смерти не найдут Его!… Выходит, что зря они жили: не о том радели, не то делали…

— И что — бесполезно вовсе, значит, было их существование на Земле?

— Ничего бесполезного Бог не создаёт. Всё имеет и пользу, и назначение. Это относится к жизни каждого существа: также и среди животных, и деревьев, и травок да колосьев. Но только — различное у каждого существа назначение. И польза для Бога от их земных жизней — тоже разная.

А для людей значимо, чтобы они о назначении жизней своих понимание осмысленное имели!

Люди ведь — они есть не твари бессловесные, кои, хоть и имеют предназначение своё, да сами понимать его не могут: то есть, то, какую пользу жизнью своей они приносить должны…

Но люди — назначение жизней своих понимать бы могли!…

Вот смотри — тебе пример:

Видишь тех людей, что новый храм в монастыре нашем строят?

Среди них есть те, кто мыслят всего лишь так о работе своей — что камни они носят.

Есть и те, кто думают, что тý работу они исполняют, за которую им деньги платят. И — что на те деньги они жить хорошо станут.

А есть среди них и те, кто силы свои в это дело вкладывают потому, что храм земной для Бога строят, и важным именно это они считают. И работа их — именно потому радость им приносит!

Так же вот — в жизни всей своей может человек трудно жить, словно камни тяжкие таскает, и при этом не видит он в жизни своей смысла. И нет ему от существования такого — ни света, ни радости, ни пользы почти никакой!

Другой может жить так, словно работу свою он — по обязанности выполняет и за то плату получает: хорошо поработает — много получает, плохо поработает — мало получает.

А может человек назначение жизни своей — пред Отцом Небесным осознавать! И тогда — и жизнь его вся преображается!

Каждое дело такого человека — с любовью к Богу сотворяется, хоть оно малое, хоть большое! Каждый день жизни — значимым становится! Потому как всё новые кирпичики укладывает он в строительство себя-души. Каждое дело доброе — таким кирпичиком становится!

И растёт любовь сердечная у такого человека! И осознание себя-души пред Богом укрепляется! И Бог ему тогда — в каждом деле — Помощник, Советчик и Друг!

Тогда начинает он строить Храм для Бога — в сердце духовном своём!

… Храмы земные — нужны. Но они — только лишь символы того, что Бог и здесь на Земле живёт, на нас всегда смотрит! Словно напоминают они человеку про Небеса, про жизнь иную, про Отца Небесного!

Но в храме земном может человек бесчувственным чурбаном стоять и Божие Присутствие не осознавать.

Можно и иначе: в каждом месте, где бы ни был человек, он Бога в Храме, выстроенном им в сердце его духовном, ощущает. И неотдéлен тогда от Бога сей человек, и в Небеса ему лестница открыта!

Преобразить себя как душу, став душою — вроде свечи огромной горящей, которая светит и тьму разгоняет, — это ведь тоже есть работа, совершаемая для Бога!

Это значит — преобразить себя-душу в Огонь Любви Божией, освещающий и Храм Сердца, и всё пространство вокруг!

Только не все считают это работой…

Но ведь это есть самый важный труд в жизни человеческой! Ибо он — для Бога!

… Свеча — она маленький огонёк свой создаёт, и свет от неё — не велик. Но рождается надежда, когда на такой огонёк смотришь: будто тьма более не властна там, где уже горит свеча…

Но Огонь Любви, разожжённый в сердце духовном, — может быть огромным!

… Ведь может каждый жить жизнь светлую и радостную, освещённую любовью сердечной!

Отчего свет в сердце духовном зажигается? И отчего бывает так, что нет любви в душе?

Присутствие Божие в сердце духовном — тот Свет зажигает! Любовь Божия на других льётся из сердца такого человека — и от этого загорается и в других сердцах тот Свет!

А потом — всё сильнее и сильнее может становиться Огонь Любви в душах!

Вот слышал ты слова «очаг домашний»? Так — о том доме говорят, где любовь царит. А о том доме, где нет любви, — так не скажут!

Огнём, всех вокруг согревающим, питающим, хранящим, — может стать человек, в котором Любовь Божия укрепилась!

И не обязательно то для таких людей — чтоб одной семьёй жить. Можно ведь именно тáк — и к любому человеку отношение строить, если помнишь, что все люди — дети Божии: братья да сёстры друг для друга!

И может такой человек нести в себе Свет Божий!

Всё сильнее Огонь Любви в душе горит! И тогда — познаёт человек, что значит Сердце Христово! То есть, познаёт он Любовь Божию Всеохватную!

И — сияет отныне в душе Источник Любви Божией Неугасимой! Это — подобно Солнцу! Солнце — все существа равно освещает и согревает!

Вот так и следует Храм Божий строить, освещать и светить из Него, служа тем — Богу и людям!