---

Мастер/Жизнь до встречи с Мастером

---

Жизнь до встречи с Мастером

Оглядываясь назад из новой чистой жизни, то ли дарованной мне Тобой, то ли отвоёванной Тобой для меня, — что я вижу?

Беспомощное блуждание в потёмках, настойчивый и мучительный поиск Истины, поиск выхода из тупика неведения и навязчиво повторяемых собственных ошибок… Я вижу ложь, проникшую глубоко в самую мою суть, пропитавшую насквозь… Я вижу стремление, насущную потребность очиститься от этой лжи! Очиститься — любой ценой, во что бы то ни стало! Чтобы осталось — только настоящее! И ведь ещё надо понять, что же — в моей жизни, во мне самой — настоящее!

То, что я пишу, — мой способ выразить Тебе свою благодарность! Хотя знаю, что адекватным проявлением благодарности и любви должны быть не слова, а сама жизнь, которую я проживу, исполняя всё, чему Ты меня учил!

* * *

Помню, что в детстве я ощущала себя грустным, никому не нужным существом, по ошибке попавшим именно в эту семью, к этим людям. Я ощущала: «Я должна быть не здесь!».

Родители мои, оба из «неблагополучных» семей, хлебнувшие каждый своей беды, «справлялись с жизнью», как могли. И они дали мне максимум того, что умели. И не их вина, что это было не то, что мне нужно. Того, что мне было нужно, они не могли мне дать, потому что не умели любить. Но разве многие это умеют?

Остро чувствуя людей, их боль и беды, в какой-то момент я начала всю жизнь человеческую воспринимать, как беду, из которой нужно выручать других и спасаться самой.

Но это было следствием непонимания мною законов, по которым устроено Мироздание.

В частности, «что посеешь, то пожнёшь!». И тó ли мы сеяли, если в результате приходится пожинать боль?…

В детстве, в возрасте лет пяти, со мной был случай, предопределивший, наверное, мою дальнейшую жизнь. Наша соседка, пожилая женщина, готовила что-то на кухне и вышла во двор, оставив сковородку на огне. То ли дверь захлопнулась, то ли её внучка, двухлетняя Юлька, из шалости заперлась изнутри на защёлку, — но попасть обратно в дом её бабушка уже не смогла. Содержимое сковородки горело, кухня и постепенно весь дом наполнялись дымом.

Выход из сложившейся ситуации наши бабушки — моя и Юлькина — нашли такой: меня, как подходящую по размеру, просунуть в форточку дома, и я открою дверь изнутри.

Помню, как моё тело проваливается куда-то вперёд вниз, в пугающую неизвестность, ища опору. И это длится, кажется, бесконечно. Удар обо что-то. Наверное, это — подоконник. Сумрак незнакомой комнаты, густой дым. Кухня, а затем и коридор, где из-за дыма совсем уже нечем дышать и ничего не видно. Трясущиеся руки ощупывают дверь в поисках защёлки — ещё одна бесконечность…

Защёлка, наконец, поддаётся, дверь распахивается и я вываливаюсь наружу, в ослепительное сияние солнечного дня. Свет — от жёлтых листьев, синего неба, солнца! Свежий, живой воздух! И я могу дышать! И — видеть!

С тех пор бессчётное количество раз мне приходилось снова и снова проваливаться в какую-нибудь безысходность, судорожно ища из неё выход. Казалось даже, что я сама нарочно попадаю в такие ситуации. И только совсем недавно, а мне сейчас 37, я стала ощущать, что это — уже слишком для одного человека! Это — слишком для меня! Одна я не справлюсь! Мне нужна помощь!

И выход нашёлся. И я оказалась не одна! И одна — больше никогда не буду!

* * *

Меня очень рано научили читать. И книги стали для меня всем: друзьями, учителями, а часто и убежищем. Одной из черт моего характера было неутолимое стремление учиться, познавать новое. Отсюда — нетерпение поскорее попасть сначала в школу, потом — в институт, потом — в так называемую взрослую жизнь. И это моё нетерпеливое стремление последовательно разбивалось об реальность: и в школе, и в студенчестве, и на работе — очень быстро приходило осознание, что учат не тому, что всё — не то и не так, как надо!

Но где — то? И как — надо?

… В школьные годы каждое лето наша семья проводила на даче, в сельском доме на берегу большой реки. Ветер в волосах, когда мчишься на велосипеде, волны степного моря ковыля, на которые сколько ни смотришь, всё не можешь насмотреться, чистая и вкусная вода из колодца, тишина закатов… И — небо, небо — везде: и над головой, и — отражённое — в реке. Всё это давало понимание, что вот такая и есть настоящая жизнь — для меня в те детские годы. И каждый раз было невыносимо, когда она, как казалось, заканчивалась, и нужно было возвращаться в город к началу очередного учебного года.

Именно среди простора и приволья детской свободы во мне родилось то, что можно назвать способностью ощущать Бога. Все окружавшие меня взрослые были далеки от религии. Да и я, будучи по характеру замкнутой, не решалась спрашивать их об этом. Поэтому чёткого образа Его — какой Он? где Он? чего Он от меня хочет? — у меня не было. Одна лишь была уверенность, что Он, конечно же, есть, и поэтому стыдно поступать плохо.

В каком-то журнале я нашла молитву «Отче наш», вырезала её тайком и хранила под подушкой, пока не выучила наизусть. Мне почему-то казалось, что всё, связанное с Богом, должно быть в тайне. Понимала ли я что-нибудь из «еси на небесех» и «даждь нам днесь»? Не более ли адекватно для ребёнка было слушать вечернюю тишину, любоваться рассветным туманом над рекой или дышать запахом цветущих акаций?… Всё это было тоже. Как было и ощущение, что вот эти слова, пусть пока непонятные, — это правильно и хорошо, и что их нужно помнить и беречь в сердце. В дальнейшем это ощущение не раз помогало мне, не давая пройти мимо правильных и хороших слов, книг и людей, даже если вначале я чего-то не понимала и с чем-то была не согласна.

После окончания школы я уехала из родительского дома и города, чтобы учиться дальше. В обрушившейся на меня свободе из многообразия выбора возможностей — я остановилась на журналистике. Мне казалось тогда, что вокруг так много несправедливости и горя — потому, что каждый живёт один на один со своими бедами. Но, если об этом узнает как можно больше людей, то они не останутся в стороне и обязательно придут и помогут…

Работая сначала в газете, а затем репортёром в программе телевизионных новостей, я обрастала историями человеческих бед, как снежный ком. Он становился всё больше и больше, набирая скорость и унося меня всё дальше от цели — помогать людям. В своей ослеплённости и отупляющей повседневной рутине — я совсем не замечала: то, что я делаю, — очень поверхностно, и бед от этого меньше не становится. Если и сумела кому помочь, то помощь эта — сиюминутная, ситуативная, и ничего принципиально в жизни человека она не изменила.

Почти десять лет мне понадобилось на то, чтобы понять очевидное: говорить о помощи и помогать на самом деле — это разное. Как и рассказывать о жизни, ничего ведь толком о ней не зная. Я не смогла больше оставаться в так опрометчиво выбранной когда-то профессии. И я ушла из неё, чтобы — наконец — узнать: что же такое жизнь?

Перепробовав разные виды деятельности, я остановилась на преподавании иностранных языков взрослым и детям. Именно во взаимодействии с детьми мне удалось найти то настоящее, живое, искреннее, что приносит удовлетворение и радость. И хотя у меня постоянно случались рефлексии на тему: «Кто я такая, чтобы учить?» и «Чему я могу научить их? Что я сама-то знаю?» — эта работа имела смысл. Ведь я видела её результаты! А регулярное длительное общение с детьми и их близким окружением научило меня лучше понимать людей. Оно научило тому, что чаще всего причина бед и несчастий человека — в нём самом, в его поступках. И пока он сам не поймёт это и не переменится, никто не будет в силах ему помочь.

* * *

Что же касается главного — поиска Бога — я не была оригинальной, начав искать Его в православной церкви. Сама из семьи, в которой не придерживались церковной традиции, в студенческие годы я старалась общаться с теми однокурсниками и коллегами, у которых была противоположная ситуация. Это были те, кто называли себя «верующими» и были с детства воспитаны в церковных традициях. Я старалась как можно больше времени проводить с такими людьми, наблюдая за их жизнью, стремясь от них учиться и самой уразуметь то, что, как мне казалось, они понимают.

И вот — то, что я поняла: не знали те «верующие» Бога! И у них, как и у меня, не было ответов на главные вопросы жизни! И жили они, как все: и называющие себя христианами, и не называющие. Разница была лишь в том, что «верующие» по воскресеньям и праздникам ходили в церковь и иногда соблюдали посты. Но всё это было как бы отдельно от повседневной жизни, где-то далеко от неё и толком непонятно — зачем? Я тоже долгое время так жила, считая, что так и должно быть, что и не нужно ничего больше…

Но больше стало мне вскоре нужно — как воздух! И эта потребность повела меня дальше.

Опыт причастий, а иногда и домашних молитв позволил душе прикоснуться к высшим состояниям, к чему-то изумляющему, превышающему мои способности вместить. И, хотя эти состояния не удавалось надолго удерживать, они дали ощутить реальность бытия Бога и — не позволили остановиться.

За это я благодарна православию. Но в какой-то момент мне стало очевидно, что в современном своём виде оно лишь уводит от Истины, спрятав Учение Иисуса за множество непонятных и часто противоречивых слов, странных обрядов, правил и суеверий. И — оно оставляет без ответа вопросы, ключевые для любой религиозной концепции.

«Любите врагов ваших» (Мф 5:44). Но как же этому научиться? Ведь даже ближних любить не всегда получается!

«Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф 5:48). Но разве такое достижимо? И главное — как этого достичь? Да и церковь называет стремление человека стать лучше… гордыней…

«Отец ваш…» — так значит, и мой тоже? Значит, «Я и Отец — Одно» (Ин 10:30) — возможно и для меня? И снова — как?

А главное, кто же — этот Отец? И где Его найти? И что означают слова: Сын, Святой Дух, Воскресение? В чём смысл человеческой жизни, если всех ждёт одно — смерть тела? И что происходит с человеком дальше? Нет в православии внятных ответов!

Также смущал предлагаемый церковью способ общения с Богом: постоянно Его о чём-то просить: «Подай, Господи!», «Господи, помилуй!». Хотелось же — научиться лично видеть и понимать Бога! И снова — как? Без этих ответов религия есть просто набор обрядов охранной магии… И, наверное, люди в большинстве своём придерживаются религиозной обрядности именно для того, чтобы не так страшно было и жить, и умирать…

Зачем же мне жить, работать, учиться чему-то? Зачем давать жизнь детям, если они, как и я, обречены на одно: ждать смерти? И, к сожалению, очень многие люди идут до конца в таких умозаключениях, добровольно уходя из жизни… Только по счастливому стечению обстоятельств я не стала одной из них. А может, ещё и потому, что душой всегда знала: не может не быть ответов на эти вопросы, просто я не могу их найти!

Ответы нашёл для меня и для всех — Ты!